Casey Schwartz: "Поколение Аддерола"

Автор: Чед Вис.  "Портрет Луизы де Керуаль,
графини Портсмута" кисти Питера Лели.

Вы бывали когда-нибудь в Энфилде? До 23 лет, когда я жила в Лондоне и заканчивала свое обучение, я даже и не слышала о нем. Однажды днем мне пришло уведомление о том, что посылка, которую я целыми днями с нетерпением ждала, застряла на таможне, а сейчас лежала на складе FedEx в Энфилде, неприметном лондонском пригороде. 

Я сразу же вышла из квартиры и через час уже ехала на электричке, направляющейся в Энфилд, и смотрела в окно на пасмурное небо. Посылка эта была отправлена из Лос-Анджелеса и содержала мой месячный запас Аддерола. 

Аддерол — торговое название смеси солей амфетамина. Его оборот в Великобритании регулируется намного более строго, чем в США. В США, где годом ранее я стала одной из миллионов людей, которым прописали лечение стимуляторами. 

Поездка в Энфилд была далеко не наивысшей крайностью, на которую я шла за те 10 связанных с Аддеролом лет. Бывало, я рыскала в чужой аптечке, копалась в мусорных баках, куда я до этого выкидывала таблетки в попытке завязать, писала за одногруппников эссе в обмен на заветный препарат. Однажды, когда я жила в Нью-Хэмпшире, я не пришла на работу. Вместо этого я провела 3 часа в дороге в одну сторону, чтобы добраться до клиники, в которой срок моего рецепта еще не истек. Никогда я не была более изобретательной, чем в моменты, когда мне нужно было получить еще больше Аддерола. 

Аддерол выписывают для лечения синдрома дефицита внимания с гиперактивностью. Это — нейроповеденческое состояние, проявляющееся в виде невнимательности, гиперактивности и вспыльчивости. Это заболевание было включено в D.S.M. (диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам — принятая в США номенклатура психических расстройств — прим. Newочëм) в 1987 году, и наблюдалось оно в основном среди детей. Его также называют синдромом нарушения внимания, и за последние десятилетия его диагностируют все чаще и чаще. Так, по данным центров по контролю и предотвращению заболеваемости, в 1990-х примерно 3-5% детей школьного возраста приписывалось это заболевание. К 2013 году этот показатель достиг 11%. Он продолжает расти, а вместе с ним и количество выписываемых стимуляторов. В 1990-х около 600 000 детей принимали их. В большинстве своем это был Риталин, который во многих случаях надо было принимать по несколько раз в день. В 2013 уже 3,5 миллиона детей принимали стимуляторы, а Риталину на смену пришел Аддерол, официально выпущенный на рынок в 1996 году как новый, усовершенствованный выбор для больных СДВ, более действенный препарат, эффект которого длится дольше. 

Само название Аддерола отражает надежды его создателей на расширение клиентской базы: как пишет Алан Шварц в его новой книге "A.D.H.D Nation" ("Нация СДВ"), основой для него послужила фраза "A.D.D for all". Когда в 2000 году я поступила в колледж — через четыре года после того, как выпустили Аддерол — его выписали уже 5 миллионам человек; в 2005 году, за год до моего выпускного, это количество почти достигло 9 миллионов. Тогда общая выручка от продажи лекарств от СДВГ на территории США составляла более $2 млрд. 

К середине 2000-х число взрослых, которым прописывали препарат, росло быстрее всего. В 2012 году, по данным QuintilesIMS — информационного сервиса, который специализируется на медицинских данных — Аддерол был выписан приблизительно 16 миллионам человек в возрасте от 20 до 39 лет. Сейчас Аддерол распространен в кампусах, студенты принимают его и по назначению врача, и без него. Пусть не в большинстве, но во многих школах появились своего рода "черные рынки" по торговле этим препаратом. 

В действительности, согласно исследованию, опубликованному в 2012 году в Brain and Behavior, в 2004 году применение стимуляторов без предписания врача — вторая по распространенности форма незаконного употребления препаратов в колледжах. Большую популярность снискала лишь марихуана. 

Мы знаем очень мало о том, что происходит в результате многолетнего использования Аддерола во время обучения в колледже и после его окончания, вместе со всеми переживаниями, которые и составляют юность. На сегодняшний день практически нет исследований, освещающих долгосрочный эффект на тех, кто принимает этот препарат. А значит, мы — в своем роде, ходячий эксперимент. Мы, которые примерно в одинаковом возрасте в старшей школе впервые познакомились с Аддеролом, в момент, когда этот препарат был буквально везде, а затем, уже годы спустя, так и не смогли избавиться от зависимости. Вопрос в том, сможем ли мы хоть когда-нибудь это сделать. Мы, еле дотягивающие и в физическом, и в умственном смысле до того момента, когда мы можем принять сильнодействующий препарат, который нам вовсе и не нужен, и так долгие-долгие годы. Иногда мне хочется назвать нас поколением Аддерола. 

• Как теперь стало известно, Аддерол обязан своим появлением случайности. В конце 1920-х американский химик Гордон Аллес, в поисках способа лечения астмы, синтезировал вещество, связанное с адреналином. Оно определенно помогало смягчению бронхов. Аллес создал бета-фенил-изопропиламин, сегодня более известный как амфетамин. После тестовой инъекции ученый отметил "отличное самочувствие", за которым последовала "довольно бессонная ночь", о чем можно узнать в книге Николаса Рассмусена "Набирая обороты: множество жизней амфетамина". 
• К 1930-м препарат Бензедрин, являвшийся лишь торговым названием для амфетамина, употреблялся для того, чтобы поднять настроение, зарядиться энергией и усилить сосредоточенность. 
• Во время Второй мировой войны солдатам армии США давали Бензедрин, который также называли "таблетки бодрости". После войны, немного измененный и названный Декседрином, этот препарат выписывали при депрессиях. Многие люди, а в особенности женщины, любили этот препарат за подавляющее аппетит побочное действие и принимали его, чтобы не набирать вес. Существовало даже такое средство для похудания, как Обетрол. 
• Но в начале 1970-х, когда амфетамин употребляли около 10 миллионов человек, Управление по контролю за продуктами и лекарствами выступило с жесткими мерами регуляции, и препарат вышел из столь повсеместного употребления. 
• Более чем через 20 лет управляющий фармакологической компанией по имени Роджер Григгс решил "воскресить" почти забытый Обетрол. Доработав формулу, он назвал препарат Аддеролом и пустил его в производство, направив его на миллионы детей и подростков, которым поставили диагноз СДВГ. 

Нынешняя версия препарата была выпущена несколькими годами позднее. Теперь время попадания препарата в кровь было продлено, а возможность зависимости, по словам создателей, снизилась, а значит, с него легче было "слезть". В теории. 

Впервые я попробовала Аддерол на втором курсе Университета Брауна. Я жаловалась подруге на свою горькую участь: к следующему дню мне надо было написать 5 страниц о книге, которую только-только начала читать. "Хочешь таблетку Аддерола?— предложила она. — Я его не выношу, из-за него мне хочется не спать всю ночь, а вместо этого крутить „колесо“ в холле". 

Разве можно было придумать более заманчивое описание? Подруга выдавила из фольги две голубые таблетки и протянула их мне. Час спустя я была в подвале библиотеки, Абсолютно Тихой Комнате и пребывала в состоянии ни с чем не сравнимой эйфории. Мира больше не существовало, была только я, влюбленная в книгу. Я читала, а мысли появлялись из ниоткуда и превращались, казалось, в невероятное сокровище. Когда начало светать, я сидела, сгорбившись, в неопрятной гостиной нашего общежития и записывала свои лихорадочные суждения, навряд ли осознавая, что небо за окном розовело. Я была одна в своем новом тайном мире, и это самое одиночество было частью интоксикации. Никто и ничто не было мне нужно. 

Вновь и вновь я возвращалась к этому чувству на протяжении следующих двух лет, стоило мне только найти в кампусе Аддерол, а это случалось часто, но недостаточно. Часы с Аддеролом стали самыми драгоценными часами в моей жизни, разумеется, слишком ценными для Абсолютно Тихой Комнаты. Теперь мне необходимо было сидеть за самым дальним столом в самом темном и заброшенном углу верхнего уровня библиотеки, спрятавшись как можно дальше от шумной жизни в кампусе. Эта жизнь меня больше не интересовала. Вместо этого величайшую ценность приобрели те одинокие часы, что я проводила, обдумывая, к примеру, суждения Иммануила Канта о "высоком". 

Это мне подходило. Все это и было "высоким", эти дни, проведенные в свободном от любых ограничений сосредоточении, когда я впитывала в себя сложные мысли, изложенные в книге передо мной. Я все понимала, мое сознание было острым как бритва, я буквально впитывала книги, делая их частью себя. Точнее, частью того человека, за которого я себя принимала, той холодной, ни на что не отвлекающейся личности. Конечно же, ее я предпочитала намного больше, чем ленивую, "тормозящую" настоящую себя, страдающую приступами усталости и пагубной страстью к мармеладкам Swedish Fish. 

Аддерол отбросил вопрос о силе воли. Теперь я могла учиться хоть всю ночь напролет, затем пробежать 10 миль, затем небрежно пролистать недельный выпуск New Yorker-а, и все это без остановки, без паузы, когда я могла бы задуматься, поболтать ли мне с друзьями или лучше пойти в кино. Это было невероятно. Я похудела, что тоже было весьма приятно. Хотя я срывалась на друзей, внезапно демонстрируя ярость такой глубины, о которой и подумать раньше не могла. Один раз моя соседка уехала домой на выходные, забыв выключить будильник. Он пищал в течение двух суток за ее закрытой дверью, и я абсолютно потеряла контроль над собой, названивая ей с руганью в Нью-Йорк. Я не могла припомнить, когда в последний раз спала дольше пяти часов. А зачем? 

В последний год в колледже нагрузка только увеличилась до практически невыполнимых пределов. Впервые я с ней не справлялась. Мой шутливый аристократичный преподаватель истории России натянул мне оценку за итоговый семестровый тест. Одним вечером в пятницу, в середине декабря, когда наш идеальный кампус в Новой Англии уже пустел перед зимними каникулами, я сидела одна в Научной библиотеке, ведь она единственная не закрывалась на ночь. Я, прищурившись, просматривала свои записи о русской интеллигенции. А за окном была метель. Внутри флуоресцентные лампы освещали подвальную комнату. Я чувствовала себя странно и беззаботно. 

Это была особенно "химическая" неделя, я уже несколько дней не спала хотя бы несколько часов, а, чтобы компенсировать это, я принимала все больше и больше таблеток. Я подняла взгляд от тетради, и вдруг комната как будто расширилась, создавая впечатление, что я нахожусь не в ней, а в каком-то странном мираже. Паника охватила меня, я не понимала, что происходит. Я старалась дышать, вернуть себя обратно в реальность, но у меня ничего не получалось. На трясущихся ногах я дошла до телефона, и позвонила своему другу Дэйву в комнату. "Со мной случились некоторые неприятности в научбиблиотеке" — сказала я голосом, будто принадлежавшим не мне. 

Час спустя я была в скорой, которая везла меня сквозь метель в ближайшую больницу. Волонтером-фельдшером был студент Браун, которого я встречала только раз или два. Всю дорогу он держал меня за руку. "Я умираю?" — спрашивала я его снова и снова. Дэйв и я пробыли 4 часа в зале ожидания, пока меня не отвели за ширму, и ко мне пришел скептически выглядящий врач. Я не привыкла к тому, как он на меня смотрел, будто я была сумасшедшей, может быть даже и недееспособной. Но потом мне стало легче, я больше не была так уверена в своей скорой смерти. Ложась на кушетку перед осмотром, я даже пошутила: "Я буду возлежать как древний римлянин!" Его лицо сохраняло незаинтересованное выражение. Я описала препарат, который я принимала. Его диагнозом было "тревожное расстройство, вызванное употреблением амфетамина". Это была моя первая паническая атака, неизвестная и редкая реакция на передозировку Аддеролом. В больнице я оставила контейнер с синими таблетками, которые я до этого старательно выпрашивала. Я до сих пор помню, как он лежал рядом со столом для осмотра. 

Несколько дней спустя я исправила свою неуспеваемость и отправилась домой в Нью-Йорк. Мой отец знал о случае с больницей, и я пообещала ему, что прекращу принимать препарат. И я честно старалась. Я провела те долгие зимние каникулы в общественной библиотеке на 42-й улице, вяло пролистывая эссе, с которыми я не успела разобраться в период приема амфетаминов. О чем я тогда не знала, о чем я и не могла знать, — никто не знал, улучшает ли Аддерол мыслительные способности, если его принимать не по предписанию врача, является ли он действительно ноотропом. Прошло несколько лет, прежде чем исследования показали, что влияние на когнитивный процесс более чем неоднозначно. 

Марта Фара, специалист по когнитивной нейробиологии из Пенсильванского университета, сделала очень многое для этого исследования. Она изучала эффект Аддерола по результатам многих стандартизированных тестов, определяющих уровень замкнутости, памяти и креативности. В целом, по результатам тестов, они практически не нашли улучшений в результате употребления Аддерола. В конечном счете, по ее словам "у людей, испытывающих проблемы, наступает улучшение, у более производительных эффекта может не быть, и даже наоборот, их когнитивные показатели могут ухудшиться". 

Мой период без таблеток продлился недолго. Я вернулась к своему обучению, каждый день получала оценки. Но с приближением выпускных экзаменов той весной, я вернулась к уже знакомой схеме, когда моменты напряженной работы в одиночестве сменялись днями, когда я медленно "отходила". Я могла часами ничего не делать, есть мороженое ложками прямо из контейнера, удовлетворяя свою отчаянную потребность в сахаре, с трудом находя в себе силы, чтобы хотя бы дойти до душа. 

После окончания колледжа мне потребовался год, чтобы принять решение, которое определило следующую стадию моей жизни на долгие годы вперед. Для меня это было откровением. Я могла стать независимой от тех детей, страдавших СДВГ, которые по непомерной цене продавали выписанные им таблетки. Я могла получить свой собственный рецепт! Эта идея посетила меня, когда я прогуливалась среди пальм в кампусе Калифорнийского университета. К тому времени я жила в Лос-Анжелесе и работала репетитором для старшеклассников, многие из которых сами принимали Аддерол. Также я проходила летние курсы по психологии и неврологии, чтобы затем поступить в аспирантуру. Я решила, что хочу стать психологом, что, как я считала, было намного более реально, чем моя тайная мечта стать писательницей. Бесконечно более реально. Как у многих людей, которым исполнилось 20 с чем-то лет, мои решения принимались в панике и спешке, но еще они, конечно же, зависели от того, сколько таблеток у меня было. 

Я теперь была окружена — ну или сама окружила себя — людьми, также попавшими в ловушку Аддерола. Вместе с двумя моими ближайшими друзьями, мы объезжали весь Лос-Анджелес с беспрестанной, ложной энергией, доверяя друг другу как никогда больше. Аддерол поддерживал нашу дружбу, и, если у одного заканчивались таблетки, другой восполнил бы этот недостаток. Катаясь по залитому солнцем Лос-Анджелесу, погруженная в транс, я с легкостью сбивалась со счета и не знала, сколько таблеток успела принять за день.

Как только мне стало ясно, что я могу получить свой собственный рецепт, я добежала до ближайшего компьютера в кампусе и вбила в поиск "когнитивно-поведенческий психолог, Вэствуд, Лос-Анжелес, Калифорния". Тогда я уже знала о психологии достаточно, чтобы избежать психологов, которые неделями или даже месяцами обсуждали бы со мной лечение и то, почему я так уверена в необходимости медикаментозного лечения. Нет, я не могла обратиться к ним — мне нужен был специалист, доктор, который сосредоточился бы на достижении результата, и все это в 10 минутах от Калифорнийского университета. На следующий же день я сидела именно в том месте, которое мне было нужно, в безликой комнате с серыми стенами и мебелью, обитой черной кожей. Я рассказывала молодому психологу напротив меня о том, как мне всегда надо было разрабатывать своего рода стратегии компенсации, чтобы успевать с учебой, какие трудности у меня вызывала необходимость сосредоточиться на чем-то одном, о том, что лучше всего я справлялась с работами, которые подразумевали многозадачность, вроде работы официанткой. Конечно, все это было неправдой, я была сосредоточенной студенткой и ужасной официанткой. Все это я узнала, просмотрев в интернете симптомы СДВГ и критерии, по которым он диагностируется. Это были те ответы, которые были необходимы, чтобы любой психолог взял карандаш и написал "Аддерол, 20 мг, раз в день" в бланке для рецептов. Так что я ими воспользовалась. 

50 минут спустя я стояла на бульваре Сан Висент под ярким калифорнийским солнцем, зажав в руке рецепт. Это единственное предписание врача, которое я получила меньше чем за час, я брала с собой, куда бы я не направлялась, будь то Лос-Анжелес, Лондон (в котором я обращалась к услугам FedEx), затем Нью-Хэвен, где я доставала его раз в месяц в лечебном центре в Йеле, затем снова Нью-Йорк, где врач, которого я нашла по страховке, без проблем выписывал мне этот препарат снова и снова, основываясь только на моих словах о том, что мне его уже выписывали раньше, что я принимаю его годами. 

В любой книге по основам нейробиологии объясняется, каким образом Аддерол действует на мозг и почему так трудно избавиться от зависимости. В течение многих лет в большинстве публикаций ученых вроде Норы Волков — директора Национального института по проблемам злоупотребления наркотиками — описывались исследования природы зависимости, которые крутились вокруг нейромедиатора дофамина. 

Амфетамин стимулирует выработку дофамина и норадреналина, которые стремительно распространяются по синапсам и повышают уровень возбуждения нервной системы, концентрации внимания, общего тонуса и целенаправленной мотивации. На самом деле, выработкой дофамина сопровождается любой опыт, который доставляет вам особенно приятные ощущения, будь то секс или поедание шоколадного торта. Именно по этой причине дофамин занимает центральное место в современных моделях, описывающих зависимость. 

Как только человек начинает злоупотреблять, мозг, который стремится к поддержанию гомеостаза, пытается компенсировать переизбыток дофамина, блокируя собственные дофаминовые рецепторы. Когда задействованных рецепторов становится меньше, человеку требуется все больше и больше действующего вещества, чтобы достичь желаемого уровня эйфории. Кроме того, сокращением числа рецепторов можно объяснить синдром отмены: после отказа от стимулятора, человеку остается довольствоваться способностями собственного мозга с системой подкрепления, которая работает хуже обычного. Вопрос о том, способен ли мозг восстановиться после отказа от препарата, остается по-прежнему открытым. 

В 2008 году, спустя три года после получения рецепта, я оказалась в кабинете психиатра в Нью-Хейвене, где заканчивала магистратуру. Задыхаясь от рыданий, я рассказывала, что моя жизнь больше мне не принадлежит. Я долго убеждала себя в том, что, употребляя Аддерол, я полностью контролирую свою склонную к ошибкам натуру, но в действительности все было совсем наоборот: Аддерол сделал мою жизнь непредсказуемой, вздымая черные ураганы над моим горизонтом совершенно без предупреждения. И все же сдаваться было нельзя. Психиатр был, наверное, сербом, с совершенно невозмутимым выражением на лице. Он спокойно меня обследовал и выписал Велбутрин, антидепрессант легкого ускоренного воздействия, который должен был смягчить синдром отмены, сделав отказ от Аддерола менее болезненным. Это звучало обнадеживающе. Но уже совсем скоро я просто принимала оба препарата. 

Когда я принимала Аддерол, моя жизнь была парадоксом. Я верила, что он мне жизненно необходим и в то же время понимала, что он действует как токсин, как отрава для искусства, любви и жизни. В 2009 году я заключила контракт на книгу о психоанализе и нейробиологии, а немногим позже взяла однодневную работу в качестве репортера для сайта новостей. От меня требовалась непрерывная подача коротких, броских деталей: быть бойкой и с легкостью переключаться с одного на другое. Зависимость от Аддерола идеально подходила для поддержания такого ритма – и резко противоречила тому, что требуется для неспешного и вдумчивого написания книги. Неделю за неделей неспешность и вдумчивость казались мне все более недостижимыми. Для меня не прошло незамеченным, как интернет сделал возможным то, что произошло в 1990-х, когда Аддерол захлестнул рынок, и эти два события как под копирку отразились на жизни американцев. 

Время от времени я пыталась отказаться от препарата. Каждая попытка начиналась одинаково. 

1. Шаг первый: собрать все доступные мне таблетки, включая те, что заранее припрятаны в кухонных ящиках и шкафах с одеждой. Потратить несколько часов на спор с собой о том, не оставить ли одну "на экстренный случай". Сломить себя резким усилием воли и смыть таблетки в унитаз. 
2. Шаг второй: день или два чувствовать себя совершенно нормально, будто бы мне действительно удастся с этим справиться. 
3. Шаг третий: почувствовать, как время наваливается мрачной неподъемной плитой, когда даже самые простые ежедневные действия требуют огромных усилий, а будущее вытягивается в бесконечную череду обязанностей, которые я уже давно устала выполнять. Работа над книгой останавливается. Приходит паника. Затем мной внезапно овладевает внутренний голос Аддерола, заставляя выпрыгнуть из-за стола и получить новый рецепт – почти каждый раз это не составляет никакого труда – или просто одолжить несколько таблеток у друга, если потребуется. 
4. И круг замыкается вновь. Я стыдилась этих моментов и держала их в секрете. Всего несколько людей знали о том, до какой степени препарат на самом деле определял мою жизнь. 

Год за годом различные специалисты в этой области говорили мне, что отказаться от Аддерола не так уж и сложно. Отказ будет происходить относительно быстро и безболезненно. И я часто представляла себе, что те тщетные попытки отказа были моими самыми позорными жизненными неудачами. Я находила некоторое утешение, когда видела, как мой опыт отражается многочисленной массой отдельных голосов, звучащих с сайтов и форумов, посвященных отказу от препаратов. Я всегда буду помнить одно из таких сообщений, оставленное некой матерью на QuittingAdderall.com: 

Я начала принимать Аддерол в октябре 2010 года. И моя история не особенно отличается от остальных. ... Сначала медовый месяц, потом прыжок со скалы. Мне кажется, что я уже не помню, кем была и что чувствовала, когда хотя бы одну минуту проводила без Аддерола. Я смотрю фотографии той, кем я была до начала приема препарата и не могу понять, как вообще могла быть «счастливой» без него, потому сейчас я окажусь на грани нервного срыва, если хотя бы приближусь к тому, чтобы не принимать препарат целый день. Иногда я плакала от стыда, укладывая дочь спать, потому что то время, которое она провела этим днем со своей мамой, было ненастоящим. 

"Никто не начинает бороться с зависимостью со слов „я собираюсь разобраться со своей наркоманией“, — сказала мне Жанетт Фридман, социальная служащая, работающая с наркозависимыми, когда я познакомилась с ней в августе в ее офисе в Верхнем Ист-Сайде. — Ни один человек не собирается впадать в зависимость. Однако сейчас принимать что-нибудь вроде Аддерола это обычное дело — вред от приема таких лекарств кажется незначительным, либо препарат позволяет повысить продуктивность. А в нашей культуре продуктивность это, можно сказать, самое главное. Общество делает колоссальный акцент на том, чтобы вы не просто хорошо делали свое дело, но постоянно стремились к большему". 

Оставаясь лицом к лицу с пациентом, Фридман объясняет, что на карту поставлена сама его возможность "стать полноценной личностью без тени намека на непрерывную потребность в чем-либо". Аддерол усугубляет обычную динамику наркозависимости тем, что тесно ассоциируется с продуктивностью, высокими достижениями и успехом. "Очень трудно принять мысль об отказе, потому что кажется, что вы лишитесь продуктивных способностей, — говорит она, — многие избавившиеся от зависимости пациенты рассказывают, что эти способности никуда не исчезают. Но страх их потерять заставляет людей продолжать употреблеблять". 

Я помню, как испытывала подобные страхи на учебе, а позднее на работе, и их можно прочувствовать в тех сообщениях с интернет-форумов: 

Сейчас я чувствую себя еще хуже, чем когда страдал от СДВГ и подсел на эту штуку. Прямо сейчас я не чувствую, что способен защитить кандидатскую. Я не чувствую, что способен сделать курсовую, я потерял интерес и энтузиазм к тем вещам, которые раньше любил. Уважаемые читатели, скажите мне, что это пройдет. 

Харрис Стрэтинер, психолог и специалист по зависимостям в лечебном центре Caron на Манхэттене, рассказал мне о том, что с каждым годом встречает все больше людей, отчаявшихся в попытке "слезть" с Аддерола. По его подсчетам, на сегодняшний день у него было 50 пациентов в возрасте от 24 до 40 лет с подобной проблемой. В большинстве своем они — творческие люди, которые хотели связать свою жизнь с искусством. Впрочем, многие выбрали другие, более безопасные, пути, отказываясь от своей мечты, даже не попытавшись ее исполнить.

"Часто они сдавались в пользу практичности. Потом решали, что упустили свою возможность. А приняв Аддерол, они снова начинали наслаждаться жизнью и переставали все время возвращаться к мысли о том, что они „продались“. Многие люди принимают этот препарат, чтобы скрыть недовольство собой, потому что он сужает круг их мыслей до элементарного проживания дня за днем, позволяет им не думать о своих целях в жизни", — объясняет доктор. "От этого появляется и психическая, и физическая зависимость. Это настоящий наркотик, и избавиться от него очень сложно", — признает Стрэтинер. Побочные эффекты, о которых рассказывают пациенты, включают в себя тошноту, озноб, диарею, физический дискомфорт, боли и даже судороги. Иногда его пациентам необходима госпитализация на время избавления от зависимости. 

В конечном счете, я не смогла отказаться от Аддерола в одиночку. У меня был замечательный психолог. Я уверена, она спасла мне жизнь. На стене в ее кабинете висела лишь одна картина — репродукция произведения Анри Матисса. По мере прохождения курса, Матисс начал олицетворять творчество. Ты начинаешь путешествие в одном месте, мучительно идешь к неизвестности к чему-то, способному тебя удивить. Мы оба согласились, что Аддерол — извращенная версия этого путешествия. Мне было 30, когда я окончательно избавилась от зависимости. Осознание того, сколько драгоценного времени я отдала этому препарату до сих пор пугает меня, даже спустя 3 года. 

В первые недели после отказа от Аддерола меня мучила постоянная невыносимая усталость — мне требовалось усилие, чтобы сбегать даже по крошечным поручениям. А о спортивном зале и вовсе не могло быть речи. Меня мучила тяга к препарату. Стоило кому-нибудь только лишь сказать слово "Аддерол" в моем присутствии, как я начинала лихорадочно придумывать способ получить хотя бы одну таблетку. А может быть и две. Я была напугана, меня ужасала мысль, что что-то необратимое произошло с моим мозгом, и может оказаться, что я и писать не смогу без своих специальных таблеток. Я и не подозревала, что только после отказа от амфетамина моя книга наконец-то станет реальной. 

Даже в этих первых неделях, полных сомнений, было что-то хорошее. Мне снова стали доступны простые удовольствия. Разговаривая с друзьями, я смеялась чаще и замечала, что и они тоже. Многие годы своей жизни я провела в состоянии напрасного напряжения. Я все время думала о том, должна ли я быть в другом месте, должна ли работать усерднее и добиваться большего. Только в состоянии глубокого упадка сил я смогла понять, что это назойливое желание было вызвано химическим веществом, и что именно оно держало меня на расстоянии от моих друзей — и от самой себя тоже. 

В один из тех первых дней без моего наркотика я медленно шла, напуганная. Мне надо было пройти всего ничего, чтобы попасть на встречу, которая была назначена на Среднем Манхэттене. Был восхитительный летний вечер, солнце клонилось к закату. Когда я дошла до Брайант-парка, то услышала музыку и захотела посмотреть. На сцене играла рок-группа. Я шаталась где-то у дальнего края толпы. Певец, мускулистый и бородатый, держал микрофон двумя руками и вкладывал душу в каждое слово своей песни. Его голос витал в воздухе этой летней ночи. Вдруг я поняла, что по моим щекам катятся слезы. Мне было неловко, но и остановиться я не могла. У меня было такое чувство, будто на протяжении всех этих лет я ни разу не слышала музыки. 

Автор: Кейси Шварц (Casey Schwartz), автор книги In the Mind Fields: Exploring the New Science of Neuropsychoanalysis. ("В просторах разума: открывая новую науку нейропсихоанализа"). 

Оригинал: "Generation Adderall" The New York Times Magazine. 

Перевели: Никита Пинчук и Наташа Очкова. 

Редактировали: Артём Слободчиков и Анна Небольсина. 

Взято.